ВЕРНУТЬСЯ

Борис СОКОЛОВ,
профессор Российского государственного социального университета

 

Вопрос о советских военных потерях, особенно о безвозвратных потерях Красной армии в Великой Отечественной войне, и сегодня, спустя 60 лет после ее окончания, остается предметом политических спекуляций.

Наши бравые генералы еще в 1993 году в книге «Гриф секретности снят» опубликовали устраивающую их, но совершенно фантастическую цифру безвозвратных потерь Красной армии — 8 668 400 погибших на поле боя, умерших от ран, болезней, в плену, расстрелянных по приговорам трибуналов и умерших по иным причинам. С тех пор, выпуская второе издание книги в 2001 году под названием «Россия и СССР в войнах XX века», руководитель авторского коллектива генерал Г.Ф. Кривошеев со товарищи «согласились» добавить к этой цифре еще 500 тыс. пропавших без вести из числа призванных в первые дни войны, но не успевших прибыть в свои части (откуда столь круглая цифра — неизвестно).

Немецкие же потери погибшими на Восточном фронте российские генералы определяют в 3 605 000 человек. Еще 442 тыс. умерло в плену. Вместе с потерями союзников Германии получается всего 4273 тыс. погибших на поле боя и 580 тыс. умерших в плену.

При таком подсчете общее соотношение числа погибших воинов Красной армии и гитлеровцев (с союзниками) оказывается вполне сносным — всего лишь 1,8:1. Или же 1,9:1, если добавить к советским потерям 500 тыс. тех, кого авторы «Грифа секретности…» так и не решили, куда отнести — к потерям армии или мирного населения.

Общие же безвозвратные потери советского народа официально оцениваются в 26,6 — 27,0 млн человек, из которых около 18 млн приходится на гражданское население.

Получается, что Красная армия воевала совсем неплохо, учитывая внезапность немецкого нападения, а также то, что значительная часть красноармейцев умерла в плену. И Сталин, мол, был не такой уж плохой полководец.

Гипнозу официальных цифр поддаются и некоторые западные исследователи. Например, американец Макс Хастингс в книге «Армагеддон. Битва за Германию», ориентируясь на эти цифры, упрекает Эйзенхауэра и других союзных генералов, что они в последние месяцы 44-го не наступали столь же решительно, как русские, стремясь минимизировать свои потери, и в результате затянули войну на полгода, что, дескать, привело к еще большим потерям. Здесь не учитывается, что плотность немецких войск на Западном фронте была в 2,5 раза больше, чем на Восточном. А главное — во что действительно обошлась русским решительность действий.

Но что еще важнее — благостная для Красной армии картина соотношения военных потерь является следствием откровенной фальсификации. В тех случаях, когда появляется возможность проверить данные книги «Гриф секретности снят», они не выдерживают никакой критики. В значительной степени причина в том, что учет безвозвратных потерь Красной армии был поставлен из рук вон плохо.

В приказе заместителя наркома обороны Е.А. Щаденко от 12 апреля 1942 г. говорилось:
«Учет личного состава, в особенности учет потерь, ведется в действующей армии совершенно неудовлетворительно… Штабы соединений не высылают своевременно в центр именных списков погибших. В результате несвоевременного и неполного представления войсковыми частями списков о потерях (так в документе. — Б.С.) получилось большое несоответствие между данными численного и персонального учета потерь. На персональном учете состоит в настоящее время не более одной трети действительного числа убитых. Данные персонального учета пропавших без вести и попавших в плен еще более далеки от истины».

И еще 7 марта 1945 года Сталин в приказе по наркомату обороны подчеркнул, что «военные советы фронтов, армий и военных округов не уделяют должного внимания» вопросам персонального учета безвозвратных потерь.

Остается считать советские потери посредством оценок, ибо недоучет их в сохранившихся документах в несколько раз превышает действительную величину.

Я считал потери Красной армии несколькими методами. Во-первых, опубликована помесячная динамика советских потерь раненными за всю войну (в процентах от среднемесячного уровня). Кроме того, Д.А. Волкогонов опубликовал в свое время помесячную раскладку потерь Красной армии за 1942 год. Ряд соображений привел к выводу, что только в ноябре почти все безвозвратные потери относились к погибшим, а не к пленным. Тогда безвозвратные потери составили 413 тыс. человек, а число раненых — 83 процента от среднемесячного за войну. Исходя из этой пропорции, число убитых и погибших от иных причин (кроме пленных) красноармейцев за все время войны, с июня 41-го по май 45-го, можно оценить в 22,4 млн человек. По моей оценке, из 6,2 млн советских военнослужащих, побывавших в немецком плену, погибли около 4 млн. Таким образом, общие потери советских Вооруженных сил можно оценить в 26,4 млн человек погибшими.

Общие потери вермахта погибшими на поле боя и умершими от иных причин, согласно моей оценке, составленной на данных, содержащихся в книге генерала Б. Мюллера-Гиллебранда «Сухопутная армия Германии» (в годы войны он как раз ведал учетом личного состава), составили около 3,2 млн человек. Еще около 0,8 млн умерли в плену. Из них около 500 тыс. не пережили плена на Востоке, где в общей сложности оказались почти 3,15 млн германских военнослужащих. Число погибших на Востоке германских военнослужащих я оцениваю в 2,1 млн человек — тогда с учетом умерших в плену получается 2,6 млн.

Отмечу, что данные Мюллера-Гиллебранда основаны на централизованном учете германских потерь вплоть до ноября 1944 года и на оценке потерь за последние полгода, сделанной германским генштабом. Иногда встречаются и более высокие цифры германских потерь (4,5 — 5 млн человек), основанные на более высоком исчислении в последние полгода войны. Мне они не кажутся достоверными. В последние полгода немецкие потери погибшими не могли быть выше, чем за предшествовавший год, поскольку в последние месяцы численность немецкой армии на фронте значительно сократилась, и основные потери она несла не убитыми, а пленными.

Соотношение советских и германских потерь на Восточном фронте составляет, таким образом, примерно 10:1. Если учесть еще потери союзников Германии и советских граждан, погибших на стороне вермахта, но не учтенных в немецких потерях (таких, по разным оценкам, было от 100 до 200 тысяч), то соотношение станет примерно 7,5:1.

Существуют и альтернативные методы подсчета. Так, банк данных при Музее Великой Отечественной войны на Поклонной горе содержит персональные поименные данные на 19 млн военнослужащих, погибших или пропавших без вести в ходе войны. Сюда были включены не все погибшие, о чем свидетельствуют и неудачные попытки десятков граждан, обратившихся в первые дни существования музея с запросами о судьбе своих без вести пропавших родных и близких. Практически невозможно поименно установить всех погибших на войне более полувека спустя после ее окончания.

Примерно из 5 тыс. погибших советских военнослужащих, чьи останки были найдены поисковиками России в середине 90-х годов и чью личность удалось установить, около 30% не числились в архивах Министерства обороны и не попали поэтому в компьютерный банк данных. Если предположить, что 19 млн попавших в этот банк составляют примерно 70% всех погибших и пропавших без вести, их общее число должно достигать 27,1 млн человек. Из этого числа надо вычесть примерно 2 млн выживших пленных и примерно 900 тыс. вернувшихся к своим окруженцев. Тогда общее количество погибших солдат и офицеров можно исчислить в 24,2 млн. Однако данный подсчет сделан на основе тех 5 тыс. погибших, которых удалось идентифицировать по сохранившимся у них документам. Следовательно, у этих военнослужащих вероятность оказаться в списках Министерства обороны выше, чем у среднестатистического убитого.

Достаточно точно также можно оценить соотношение советских и немецких потерь по потерям офицеров, которые всегда считают точнее, чем рядовых. Согласно данным, приведенным Мюллером-Гиллебрандом, сухопутная армия Германии потеряла на Востоке с июня 41-го по ноябрь 44-го 65,2 тыс. офицеров погибшими и пропавшими без вести. Общие же безвозвратные потери вермахта составили за тот же период 2 417 тыс. человек. Таким образом, на одного офицера приходится 36 рядовых и унтер-офицеров безвозвратных потерь. Доля офицеров в этих потерях составляет 2,7%.

Безвозвратные потери офицеров советских сухопутных войск, согласно подсчетам, завершенным только в 1963 году, составили 973 тысячи. Если исключить из этой цифры сержантов и старшин, занимавших офицерские должности, а также потери 1945 г., то безвозвратные потери офицеров советских сухопутных сил за 1941 — 1944 годы (за вычетом политического состава, в вермахте отсутствующего, а также лиц административного и юридического состава, у немцев представленного чиновниками) составят около 784 тысяч. Вот эти-то 784 тысячи и надо сопоставлять с 65,2 тысячи немецких офицерских потерь, приведенных у Мюллера-Гиллебранда.

Получается соотношение 11,2:1. Оно близко к соотношению потерь армий СССР и Германии, определенному другим методом. Если же принять официальную цифру советских потерь, то получится, что в сухопутных войсках Красной армии на одного погибшего офицера приходилось всего 8 рядовых. Выходит, что у нас отделениями (обычная численность одного отделения — 9 человек) командовали офицеры. Или что в Красной армии в атаку бросались целые батальоны и полки одних офицеров.

Доля офицеров в безвозвратных потерях двух сторон была примерно одинакова. Так, независимый российский военный историк В.М. Сафир отмечает, что «по отдельным боевым донесениям сухопутных войск, приблизительный уровень офицерских потерь колеблется где-то в пределах 3,5 — 4,0%». Если взять, например, донесение о потерях 323-й стрелковой дивизии за 17 — 19 декабря 1941 года, там на 38 убитых командиров приходилось 458 солдат и сержантов, а на 19 командиров, пропавших без вести, — 1181 пропавший без вести сержант и солдат. Здесь доля командиров в безвозвратных потерях составляет 3,36%. Если же вычесть отсюда политработников, составлявших почти 10% офицерских потерь, и еще 3% потерь административного и юридического состава, то доля офицеров в потерях сократится до 3% и будет очень немного отличаться от доли офицеров в немецких безвозвратных потерях.

Все эти вычисления доказывают только то, что немногие уцелевшие из тех фронтовиков, кому доводилось ходить в атаку, знают и так. Мы заваливали врага трупами и победили лишь благодаря большой и безропотной массе необученных солдат, покорно шедшей в самоубийственные атаки. Хорошо обученный солдат и офицер, способный размышлять, представляли для Сталина большую опасность, чем гибель десятков миллионов необученных бойцов.

Что же касается общих советских потерь, то они значительно превышают официальные 27 млн. Дело в том, что население СССР к началу войны составляло не 194 млн человек, как полагают многие демографы, а, согласно исчислению, проведенному ЦСУ в июне 41-го, должно было превышать 200 млн человек. Но тогда успели провести лишь предварительное исчисление, а повторное сделали лишь по Молдавии и Хабаровскому краю. Оно дало цифры на 4,6% больше первоначальных. С учетом этого население СССР в июне 41-го можно оценить в 209,3 млн человек. А общую убыль населения вследствие войны от избыточной смертности (с учетом того, что к началу 46-го его численность оценивалась в 167 млн человек, а также показателей рождаемости последних военных лет) — в 43,3 млн человек. (Напомним, что общие потери Рейха оцениваются в 7 млн погибших.) Таким образом, потери гражданского населения составили 16,9 млн человек.

Подчеркну, что точность здесь не превышает плюс-минус 5 млн человек, поэтому десятые миллионов в цифрах вполне условны и отражают лишь способы исчисления. Но точнее потери мы вряд ли когда посчитаем.

         Борис СОКОЛОВ, профессор Российского государственного
       социального университета
       28.03.2005

 

Источник: НОВАЯ ГАЗЕТА